Главное задание - Страница 23

– Якоб, это мессир Алекто, о котором я вам говорила, – сказала баронесса человеку в дублете. – Мессир Алекто, познакомьтесь – благородный рыцарь Якоб де Ванбрахт, наш сосед и человек, воплощающий лучшие рыцарские доблести.

– Мессир? – Де Ванбрахт скривился в презрительной усмешке. – По-моему, он просто лох.

– Совершенно верно, милорд, – сказал я. – Я лох и этим горжусь. Мои предки родом из Лох-Несса, а это что-то да значит.

– Лох-Несс? – Рыцарь изобразил напряженную работу мысли. – Что-то знакомое. Это где-то на западе?

– На севере, – поправил я. – Как раз на стыке Хайленда и Лоуленда.

– Не бывал. Памела, – обратился де Ванбрахт к баронессе, – ты не говорила, что сегодня за ужином будет еще один гость.

– Я забыла, Якоб, – с рассеянной улыбкой ответила Памела. – Иероним, покажите мессиру Алекто его место.

Я почувствовал знакомую злобу. Именно такую, какую чувствовал когда-то, видя, как Вика Караимова садится в джип Руслана. Дураку понятно, что этот де Ванбрахт – любовник баронессы. Я все понимаю, жизнь идет, и природа требует свое, но мне почему-то стало очень обидно за себя. А еще больше– за Томаса Гранстона.

Мажордом провел меня за стол. Мое место находилось слева от баронессы, сразу за местом капеллана Вильмона. Старичок поприветствовал меня благословляющим жестом, а слуга в синем атласном сюрко с вышитой серебром виноградной гроздью налил мне белого вина в кубок.

Де Ванбрахт первым завел беседу. Для начала он рассказал нам бородатый анекдот про студента, жену плотника и влюбленного в нее причетника по имени Абсолон. Видимо, история казалась ему невероятно смешной. Особенно тот момент, когда жена плотника выставляет в окно зад и причетник целует ее именно в эту часть тела.

– Гы-гы! – трясся де Ванбрахт, проливая на скатерть вино. – Прямо в гузку, гы-гы!

– Чосер, «Кентерберийские рассказы», история мельника, – сказал я.

– Что? – Рыцарь перестал смеяться.

– Ничего, сэр. Просто вспомнил похожую историю.

– Ты, верно, знаешь много историй.

– Пожалуй, сэр. Но не думаю, что все они будут интересны баронессе.

– Я бы послушала, – сказала леди Гранстон.

– Охотно, миледи. О чем бы вы хотели послушать?

– О чем-нибудь пристойном, – ответила баронесса, глянув на де Ванбрахта.

– Тебе не понравилась моя история? – удивился рыцарь. – Странно. Я смеялся до упаду. А мой оруженосец Виктуар аж посинел от смеха, будто его щекотали шлюхи из «Сладких губок».

– Итак, мессир Алекто, вы готовы нас развлечь? – спросила баронесса.

– Да, расскажи нам сказку, лох. Про то, как нашел Тома, – вставил де Ванбрахт. – И убил то животное, которое прикончило его. Забавная сказочка.

– Это не сказочка, – ответил я, пригубив вино. – Это правда.

– Ты, простой лох, сумел убить зверя, одолевшего рыцаря?

– Я не простой лох, сэр. Я боевой лох-защитник.

– Ну и что? – Де Ванбрахт оскалил мелкие желтые зубы. – Не рыцарь, даже не простой латник. А Томас был хорошим бойцом. Говорю как есть, хотя на турнирах он никогда не блистал. Помню, три года назад на турнире в Белло его вышиб из седла командор Ордена Золотого Сердца. Я потом победил орденца, но Томас не смог продолжить состязание.

– Ну и что? – спросил я, прекрасно понимая, что де Ванбрахт рассказал об этом случае только для того, чтобы подчеркнуть свое превосходство над Томасом Гранстоном. Меня это неприятно кольнуло. Знакомый типаж – самоутверждается за счет унижения других. Выделывается перед Памелой.

– А то, что не верю я, будто ты, лох, убил зверя, который одолел Томаса.

– Ты, достойный сэр, сам только что сказал, что Гранстона не раз побеждали на турнирах. Значит, ты признал, что могли быть бойцы лучше его. Таким бойцом могу быть я. Таким бойцом являешься ты. Барон хотел освободить своих крестьян от чудовища, но Бессмертные не были к нему благосклонны. Возможно, если бы ты отправился на охоту за аанубом, мне бы не пришлось доставлять печальные вести твоей жене.

Де Ванбрахт самодовольно хмыкнул. Его слабенький серый процессор не уловил моего намека на то, что он, в отличие от Гранстона, не способен на донкихотство. Я переключил внимание на стоявшее передо мной большое блюдо с печеной свининой. Мясо было явно недосоленным.

– Однако у нашего гостя неплохая латная куртка и приличный меч, – сказал рыцарь, наблюдая за мной. – Правда, доспех лучника не сравнить с моей кантарийской кирасой из кованой стали. Веришь ли, Памела, этот выскочка Доу бился со мной об заклад, что его латы круче моих. И что же – я распорядился повесить свою кирасу и кирасу Доу на дереве, велел своим арбалетчикам дать по ним залп, а потом мы посмотрели на результат. Ха! На моей кирасе и царапин не осталось, а железка Доу оказалась пробитой в шести местах!

Так, я будто снова слышу знакомую песню. Сразу вспомнилось, как Русланчик расхваливал свой «Геленваген»: «Эдик-Лезгин мне, типа, втирает, что у меня резина хило трассу держит, а я ему – блин, шугнись, братан, ща дадим! Как выжал сто пятьдесят, а тачку даже не мотнет. Во, грю, резина, не то что на твоей „Паджеро“!» Наверное, нет ни одного мира, где не водились бы подобные типы.

– Мне достаточно моего доспеха, сэр, – сказал я, срезая ножом мясо с кости. – Ведь у меня нет оруженосцев, которые будут усаживать меня на коня и ссаживать обратно. Коня у меня тоже нет.

– Коня? – И тут де Ванбрахта понесло. Громко, взахлеб он начал рассказывать о своем вороном по кличке Бумьер (надо же, и тут, оказывается, есть «бумеры»). О его скорости, выносливости, о том, сколько дукатов он стоит, как в сражении он рвет зубами врагов, облегчая хозяину ратный труд. Непременно о том, как обзавидовались все рыцари от Уэссе и Лансана до Саграмора, когда увидели его коня. Я бы не удивился, если бы Ванбрахт загнул, что его конь в свободное от битв и охот время бегает в трактир за пивом для хозяина и возит к нему девочек из «Сладких губок».