Мой трижды повторенный ник не возымел никакого эффекта. Консультант не появился. Или это опять неведомые мне правила Главного Квеста, или же Тога прав и мы, страшно подумать, на войне. Да еще в плену. Мне вдруг стало очень нехорошо и морально, и физически.
– Лех, ты что? – Хатч озабоченно заглянул мне в лицо. – Плохо, да?
– Голова кругом пошла. – Я попытался взять себя в руки. – Ну и что было дальше, Тога?
– А ничего. На станцию я ползком пробрался. Из пистолета с глушителем вырубил часовых. Еще тогда заметил, что имитация уж больно точная – запах пороха, ствол у оружия раскаляется от выстрелов. Для игры ненужные подробности. Сумел обойти зенитные батареи и пулеметы. Было очень страшно. Каждое движение будто во сне. Прополз полметра – и лежишь, обливаешься путом, ждешь, когда по тебя шмалять начнут. Больше всего боялся, что собаки меня учуют. Потом вспомнил, что у собак вроде не нюх острее, а слух. Старался двигаться бесшумно. Пару раз собачки все-таки забрехали, но немцы только в мою сторону постреляли маленько. – Тога помолчал. – Как вспомню, жутко делается. Я лежу, а над головой пули свистят. Неприятно. А еще ни с того ни с сего меня смех начал разбирать. Когда я на дереве повис, порвал штаны на интересном месте. Думаю, застрелят меня, найдут труп, а у меня дырка на жопе. Стыдоба. Вы чего это так на меня смотрите?
– Дальше, дальше рассказывай.
– Короче, добрался я до путей. Заполз под отцепленный вагон, часа полтора лежал неподвижно, разглядывал все в бинокль. Вычислил вагоны с военнопленными, они все были помечены белыми треугольниками. Охрана все больше по перрону прохаживалась, на пути не спускалась. За два часа до рассвета слышу: вроде как гул самолетов. Немцы, понятно, засуетились, забегали. Я к цистернам переполз, заложил взрывчатку. Тут откуда-то овчарка выскочила, хорошо, вовремя заметил, успел из пистолета ее уделать. С одного вагона сбил выстрелом замок, открыл дверь. А там, прикиньте, одни девки! То ли венгерки, то ли польки. Забились в вагон и таращатся на меня испуганно. Я им говорю: «Уходите, вы свободны!», а они не понимают. Потом какая-то баба выпрыгнула, обняла меня, и следом за ней остальные как горох посыпались. Зацеловали чуть ли не до смерти. И тут заухало: где-то рядом начали бомбы падать и немецкие «эрликоны» застучали. Вот повезло, так повезло. Пока немцы по перрону метались, я еще пару вагонов открыл, там уже мужики были. И вот тут началось – снайперы с вышек все это дело заметили. Вот это было страшно. Я видел, как беглецам пули головы разбивали вдребезги. Столько народу поубивали, сволочи, что вспоминать не хочется, а забыть не получается. Но большинство все-таки прорвались под шумок. И я с ними. Отбежал подальше в лес и включил радиодетонатор. Так шарахнуло, что просто любо-дорого!
– Слушай, Тога, да ты герой, блин! – сказал я без всякой иронии. – Слышь, Хатч, с нас причитается.
– Это я сейчас герой, а тогда меня колбасило так, что и не расскажешь. Весь в поту был, ноги-руки тряслись. Когда цистерны начали рваться, всю округу осветило. Слышу, со всех сторон собаки лают. Ну я и дунул в лес. Бегал до утра, пока из сил не выбился. Забрался в кусты и уснул. Просыпаюсь – надо мной какой-то хмырь стоит и орет дурным голосом. Я ему говорю: «Заткнись, папаша, немцев наведешь», а он голосит и еще с кулаками на меня лезет. Я с ним драться начал, тут и немцы появились. Побили немного руками, ногами и прикладами, обыскали и сюда притащили. Хорошо еще, не нашли ничего, взрывчатку я всю использовал, а мешок в лесу надежно так спрятал. Похоже, немцы просто не поняли, что это я состав взорвал, а то шлепнули бы на месте без разговоров. Вот и сижу тут второй день.
– Серьезная история. – Я проникся к этому щуплому рыжему пареньку большим уважением: даже если половина из того, что он рассказывает, – правда, то уж только за это надо обвешать его с головы до ног всеми существующими орденами. В одиночку пробраться на военную базу и взорвать состав – гм! Я бы не смог. Помню, играл я как-то в один шутер, так меня, пока я дошел до середины игры, раз восемьдесят убили. А тут ведь не игра, настоящая война! Убивают один раз, без сохранения и перезапуска.
– Был тут один офицер, важный очень, а с ним переводчица, – сказал Тога. – Задавали мне вопросы по-английски, а я ни в зуб ногой. Стою и молчу. Я ведь для них англичанин. Потом этот офицер не выдержал, встал, подошел ко мне, приставил «Вальтер» к голове и начал по-своему лаять. Я по тону понял, что он говорит, мол, продырявлю твою башку, английская свинья, если говорить не начнешь. А я молчу, прикиньте, потому что говорить просто-напросто не могу! Ну он поорал-поорал, убрал пистолет, и они ушли. – Тога вздохнул. – Наверное, меня расстреляют.
– Ладно тебе! – Я играл в бодрячка, но прекрасно понимал, что Тога прав. Да и нам с Хатчем усиленное питание и хорошее обращение не светило. Пуля в затылок и безымянная могилка были куда вероятнее. Хотелось сказать ему что-нибудь утешающее, но тут я внезапно подумал о другом. – Слушайте, мужики, есть тема. Хатч, у тебя когда компьютер заглючил?
– По-нашему, по-земному? Восьмого, где-то под утро. Я точно не помню.
– Стоп. – Я понял, что сейчас доберусь до чего-то крайне важного. – У меня восьмого под утро повисла игра. После этого я получил приглашение в «Риэлити». А у тебя, Тога?
– Восьмого. – Сержант вопросительно посмотрел на нас. – И тоже ближе к утру. Любопытно. Это явно не совпадение.
– Это значит, – продолжил я развивать захватившую меня мысль, – что восьмого числа между четырьмя и пятью утра произошел какой-то вселенский компьютерный сбой, после которого мы трое оказались в виртуальной Вселенной. Что это значит? Две вещи: наверняка есть еще люди, попавшие сюда вместе с нами. Резонно? Резонно.